| На днях я пригласил к себе в кабинет гувернантку моих детей, Юлию Васильевну. Нужно было посчитаться. | The other day I called Yuliya Vasilyevna, my children’s governess, into my office. There were some settlements to be made. |
- Садитесь, Юлия Васильевна! - сказал я ей. - Давайте посчитаемся. Вам наверное нужны деньги, а вы такая церемонная, что сами не спросите... Ну-с... Договорились мы с вами по тридцати рублей в месяц...
- По сорока...
- Нет, по тридцати... У меня записано... Я всегда платил гувернанткам по тридцати. Ну-с, прожили вы два месяца... | - Please sit down, madam, - I told her. - Let’s make our settlements, shall we? I suppose you need money badly, but you are so full of ceremonies you’ll hardly ask for what is due to you… Now there… We agreed to thirty rubles per month..
- It was forty, Sir…
- It was thirty. It’s registered in my papers. I always paid thirty to my governesses. You stayed with us two months… |
- Два месяца и пять дней...
- Ровно два месяца... У меня так записано. Следует вам, значит, шестьдесят рублей... Вычесть девять воскресений... вы ведь не занимались с Колей по воскресеньям, а гуляли только... да три праздника... | - Plus five days.
- Two months to a day… So my papers say. Thus I owe you all in all sixty rubles… Less nine Sundays… You didn’t have classes with Kolya over Sundays, did you? You only took him out for walks… And then three holidays… |
Юлия Васильевна вспыхнула и затеребила оборочку, но... ни слова!..
- Три праздника... Долой, следовательно, двенадцать рублей... Четыре дня Коля был болен и не было занятий... Вы занимались с одной только Варей... Три дня у вас болели зубы, и моя жена позволила вам не заниматься после обеда... Двенадцать и семь — девятнадцать. Вычесть... останется... гм... сорок один рубль... Верно?
Левый глаз Юлии Васильевны покраснел и наполнился влагой. Подбородок ее задрожал. Она нервно закашляла и засморкалась, но — ни слова!.. | Yuliya Vasilyevna flushed up and tugged at the frills of her dress. Not a word did she utter!..
- So, three holidays… That takes twelve rubles off… Besides, Kolya had been ill four days and there were no classes… You had classes with Varya only… For three days you had been suffering from toothache and my wife let you have half a day off till lunch. Twelve plus seven makes nineteen. After deductions… it comes up to …h’m… forty one rubles… Right?
The left eye of Yuliya Vasilyevna went crimson and filled with moisture. Her chin twitched. She coughed nervously, blew her nose, but not a word did she utter!.. |
| - Под Новый год вы разбили чайную чашку с блюдечком. Долой два рубля... Чашка стоит дороже, она фамильная, но... бог с вами! Где наше не пропадало? Потом-с, по вашему недосмотру Коля полез на дерево и порвал себе сюртучок... Долой десять... Горничная тоже по вашему недосмотру украла у Вари ботинки. Вы должны за всем смотреть. Вы жалованье получаете. Итак, значит, долой еще пять... Десятого января вы взяли у меня десять рублей... | - On the New Year’s eve you broke a tea cup with a saucer. Two rubles off… The cup is more expensive, that was a family keepsake. But…Lord forgive you! That didn’t make us worse off by much. And then, through negligence on your part Kolya climbed up a tree and tore his jacket… Another ten off… The housemaid stole Varya’s shoes, again through your negligence. You must keep an eye on everything. You get your pay. This will take five more off… On January the tenth you borrowed ten rubles from me… |
- Я не брала, - шепнула Юлия Васильевна.
- Но у меня записано!
- Ну, пусть... хорошо.
- Из сорока одного вычесть двадцать семь - останется четырнадцать...
Оба глаза наполнились слезами... На длинном хорошеньком носике выступил пот. Бедная девочка! | - I didn’t borrow anything.
- You did. So my papers say!
- All right. I did.
- Subtracting twenty seven from forty one we obtain fourteen.
Both her eyes filled with tears…Sweat stood out on her long pretty nose. Poor girl! |
- Я раз только брала, - сказала она дрожащим голосом. - Я у вашей супруги взяла три рубля... Больше не брала...
- Да? Ишь ведь, а у меня и не записано! Долой из четырнадцати три, остаётся одиннадцать... Вот вам ваши деньги, милейшая! Три... три, три... один и один... Получите-с!
И я подал ей одиннадцать рублей... Она взяла и дрожащими пальчиками сунула их в карман. | - I borrowed just once – she said in a quivering voice. – I borrowed three rubles from your wife… I didn’t borrow anything else …
- Really? How come I’ve got it in my papers? Fourteen minus three gives us eleven… Here is your money for you, my dearie! Three… three, three… one and one… Here you are!
I handed her eleven rubles… She took them and stuffed into her pocket. Her little fingers were trembling. |
-Merci, - прошептала она.
Я вскочил и заходил по комнате. Меня охватила злость.
- За что же merci? - спросил я.
- За деньги...
- Но ведь я же вас обобрал, чёрт возьми, ограбил! Водь я украл у вас! За что же merci?
- В других местах мне и вовсе не давали... | - Merci (franch) - she said inaudibly.
I leapt up and started pacing up and down the room. Anger gripped me.
- What do you thank me for?
- For the money…
- But didn’t I rob you? Didn’t I clean you out, damn me and all?! Didn’t I steal your money? Why do you thank me?
- Because at other places they didn’t pay me at all… |
- Не давали? И не мудрено! Я пошутил над вами, жестокий урок дал вам... Я отдам вам все ваши восемьдесят! Вон они в конверте для вас приготовлены! Но разве можно быть такой кислятиной? Отчего вы не протестуете? Чего молчите? Разве можно на этом свете не быть зубастой? Разве можно быть такой размазней?
Она кисло улыбнулась, и я прочел на ее лице: «Можно!»
Я попросил у нее прощение за жестокий урок и отдал ей, к великому ее удивлению, все восемьдесят. Она робко замерсикала и вышла... Я поглядел ей вслед и подумал: легко на этом свете быть сильным! | - Didn’t pay you? No wonder. I played a joke on you. I’ve taught you a harsh lesson… I’ll give you all your eighty rubles! Here they are, ready for you in the envelope! But how on earth can you be such a milksop? Why not protest? Why be silent? How can you afford to be so toothless in this world? Is it conceivable that anyone could be such a namby-pamby?
She smiled sourly and I read in her face :”Yes, it is!”
I begged her pardon for the harsh lesson and gave her, much to her surprise, all eighty. She offered a profusion of thanks and left … “It’s so easy to be strong in this world” – I thought to myself as I watched her go. |
